Ностальгия. Всем и каждому знакомое слово. От которого щекочет в носу, от которого слезы по щекам, от которого песни в караоке.
Мне было 5, когда я впервые оказалась на турбазе "Спутник" с бабушкой и дедушкой. Мои родные никогда не знали отдыха заграницей, а потому ежегодная поездка на турбазу, путевки на которую давали в Институте Связи, где всю жизнь проработали бабушка и дедушка, были лучшим развлечением.
Это было прекрасное время. Дедушка - да кого я обманываю - мы с сестрой никогда не называли его дедом - он был просто Минька - он ходил за грибами, жарил нам хлебушки на электрической плитке и устраивал всевозможные развлечения. Мы познали первые дискотеки и первые разочарования. Все вместе ходили на соседние турбазы "Колос" и "Маяк" через непролазный лес с одной тропинкой, теряющейся в темноте.
Мы росли, и всё сложнее было получить или купить путевки на наш любимый "Спутник". Бабушка с дедушкой вышли на пенсию, стало проблемой туда попасть, но родители искали варианты, ведь это было по-настоящему важно для всех нас.
Мы поехали на соседнюю турбазу "Колос", ведь именно туда так часто ходили со "Спутника" и обратно. Эффект был не тот, да и я уже здоровенная девица, ищущая приключений, слабое подобие прежней девчонки, но всё ещё так же искренне любящая эти места. Мы ходили на "Спутник", вспоминали, говорили, хохотали. Искали свои балкончики и прежние вечера. Ходили туда купаться. И это ведь не только моя история. Там же в своё время отдыхала моя мама, будучи маленькой. Думаю, её впечатления ещё более сильны.
В 2010 все турбазы сгорели от лесного пожара. И "Спутник", и "Колос", и соседний "Маяк". От непролазной тропинки осталось выжженное поле. Мы были там после, и я не узнавала эти места. Это очень больно.
В 2020 году Миня умер, и я до сих пор не могу спокойно проезжать поворот с трассы на турбазы. Где они когда-то были. Когда он умирал, я сидела рядом с ним и рассказывала ему воспоминания о турбазе. О том, как кресло на балконе впивалось в ноги, плетёное из веток. И он помнил это и улыбался.
Когда мне было 7-8 лет, мой ансамбль, где я танцевала народные танцы с 4 лет, начал ездить в детский лагерь летом. Кажется, на три недели ежегодно. Для меня, абсолютно домашнего ребенка, это было очень суровое испытание на протяжении многих лет. Во-первых, я не ела. Совсем. Ничего. Во-вторых, я плакала. Не просто плакала, это был целый ритуал. Мы с подружками приходили в беседку у ворот в день приезда родителей (суббота), и с самого утра затягивали "плач Мирославны". Сейчас мне 30, и я никогда не забуду, ка́к я плакала. Много лет я хотела вернуться в это место, сесть там и сказать самой себе: "Я больше не боюсь, я взрослая, я могу встать и выйти за эти ворота". Но я не смогла. Недавно я узнала, что детский лагерь снесли, и там теперь многоэтажка. Всё, что казалось какой-то константой и бесконечностью, исчезло. Боже, да я помню ветки в окнах палаты и комаров на стене у входа в корпус. Больше всего этого нет. Нет звонков маме из очереди к телефону, нет слез, нет детства.
Всё проходит, всё заканчивается. Всё сгорает, все взрослеют и умирают. Одна система сменяет другую. Все это понимают. Все осознают. Но почему так отчаянно хочется обратно?