Понятизация

Быстрое мышление через поиск ассоциаций

Понятизация — это возможность как-то находить предметы общими. Тут нужно уметь отличать имена предметов от самих предметов, обозначаемых именами, то есть уметь понимать разницу не только между крестами и кольцами, но и между крестами металлическими и крестами католическими.

По большей части речь идёт о врождённой части интеллекта: умение группировать понятия по их похожести, равно как и понимать, что за звуками речи и символами на письме скрываются понятия.

Именно врождённая понятизация лежит в основе быстрого мышления (мышления-1, режим работы мозга S1) по Даниэлю Канеману[1].

В машинном интеллекте это «быстрое» понятийное мышление хорошо реализуется глубокими нейронными сетями (deep neural networks). Но необученная нейронная сеть бесполезна в плане мышления примерно так же, как новорождённый ребёнок. Чтобы размышлять даже «быстро», «интуитивно» (про логичное мышление пока молчим), нужен некоторый жизненный опыт, «насмотренность», «наслушанность». Нужно долгое и дорогое предобучение, а потом ещё и настройка на ту или иную предметную область.

С людьми всё то же самое. Маленький ребёнок насматривается, наслушивается, наигрывается — он тренирует нейронные сети в своём мозгу. Это неважно, что его не учили писать, читать, логично размышлять. Говорить ребёнок сможет, какие-то проблемы решать (обобщать примеры ситуаций, виденные им в жизни на новые ситуации, в чём-то похожие на старые) ребёнок тоже сможет. Даниэль Канеман подчёркивал, что режим S1 вполне обеспечивает речь, это вовсе не только «образное мышление», «визуальное мышление». Символические рассуждения в S1 вполне возможны! Невозможно только «алгеброй гармонию поверить», если что-то «показалось» или «почудилось», то в этом режиме нельзя логически покритиковать «привидевшееся» и отвергнуть. S1 обеспечивает быстрые, неточные, с большим числом логических ошибок результаты. Кроме того, S1 не может объяснить полученные результаты. Но интуиция, «нюх», самые разнообразные ассоциации — это всё S1 поддерживает.

Если человек много видел, участвовал во многих ситуациях, много читал, много смотрел видео (и не только художественных фильмов, но и документальных фильмов), то речь у него будет богатой, ассоциации точными и не ограниченными одной модальностью восприятия (видео, аудио, кинестетикой, вкусом, запахом).

Большие языковые модели, с которыми работают сейчас в области AI тут мало отличаются: они начитаны, удивительно творчески, хорошо пишут школьные сочинения и даже журнальные статьи, но удивительно глупы: в сгенерированных ими текстах есть ошибки, и эти сетки не трудятся их обнаружить и исправить. Первая же догадка, которая приходит «на ум» (живому человеку или компьютерной нежити) выдаётся как результат. Если догадка была в связи с очень похожей на уже встреченные в жизни ситуации (опыт имеет значение!), то всё ОК. Если ситуация отличается, то вероятность ошибки догадки тем больше, чем больше отличается новая ситуация от ранее встреченных. Так что начинаем мы с практики понятизации, как самой основы мышления, но практики абсолютно недостаточной для качественного мышления.Понятизация не требует визуальности

Есть много легенд про то, что мышление всё интуитивно, образно, происходит в визуальной модальности. В книге автора «Визуальное мышление. Доклад о том, почему им нельзя обольщаться»[2] рассказано, что это совсем не так:

Понятийное мышление вполне синестезийно в части представления его результатов в сознании (но в S1 сознания нет, оно само не ведает, что творит — там ещё нет механизма внимания) и абстрактно/внемодально в части понятийной работы, не привязано к каким-то определённым модальностям.

В машинном интеллекте те же тренды: языковые модели получают уже и для визуальных наборов данных, и наборов данных из подписанных картинок. Модель мира отражается в многомерном ментальном пространстве понятий, а потом как-то становится доступной сознанию (иногда причудливым образом: уши слышат, как наш рот проговаривает какие-то слова — одна часть мозга генерирует речь, а вторая часть мозга обеспечивает восприятие этой речи как бы извне, но вот сама понятийная работа, само мышление как поиск решений проблем остаются «невоспринимаемыми» — я специально не употребляю тут модально-окрашенных слов «невидимыми», «неслышимыми», «не унюхиваемыми»).

По большому счёту, значительная часть работы человеческого мыслительного мастерства проходит в этом простом и лёгком режиме S1. Из экспериментов в AI известно, что способности нейронной сети к научению растут с размером этой сети, и при достаточных размерах даже наблюдается рост способности к обобщению. Человек в этом плане лучше, чем муравей или кошка. Но проверки на ошибки не появляется, и огромные нейронные сети страшно ошибаются, если решаемые ими задачи вдруг становятся проблемами, то есть требуют разбирательства с новой предметной областью. Ребёнок, у которого не удерживается внимание, который не владеет логикой, но который много чего повидал и почитал — вот это и есть человек с хорошо развитым мастерством понятизации и отсутствием разных других видов мастерства.

Мы начинаем учиться тогда, когда уже умеем выделить какую-то фигуру из фона: выделить объект (ментальный или во внешнем восприятии) и обнаружить сходство его с другим каким-то объектом, который вынимаем из нашей памяти. Начинаем с врождённого умения выделять объекты и обобщать способ, которым мы эти объекты выделяем (находим в объектах похожести). Это и есть понятизация — работа с понятиями, их ассоциирование/сопоставление друг с другом на предмет нахождения похожестей.

О том, что мышление человека существенно опирается на аналогии, на нахождение паттернов/закономерностей/связей/шаблонов/ритмов хорошо написано в книге Дугласа Хофштадтера «Гёдель, Эшер, Бах. Эта бесконечная гирлянда»[3]. Это книжка аж 1979 года (написана сорок два года назад), поэтому она давно уже неактуальна как «передовое знание человечества», но она являет собой хороший сборник примеров причудливости проявления аналогий и ассоциаций, хорошее введение в саму проблематику понятизации. За сорок с лишним лет после издания этой книги она перестала быть «передовой», и человечество существенно продвинулось в объяснении того, что в этой книге описано.

Всевозможные детские упражнения на «логику» типа «какой тут предмет лишний» — это по большому счёту упражнения не на логику, а на классификацию (отнесение предмета к какому-то типу на основании его похожести по каким-то критериям). Это как раз про понятизацию. Логика нужна была бы только в том случае, если нужно было бы объяснить, почему было принято то или иное решение по поводу отнесения объекта к типу, но для этого объяснения нужно будет много чего ещё уметь, кроме как выдать догадку, что же в ряду лишнее или что на что похоже.

Классические тесты на IQ — это тесты на понятизацию, они мало тестируют мастерство в других практиках интеллект-стека. И хоть понятизация лежит в основе интеллект-стека, это не самая большая его часть. Так что IQ не слишком коррелирует с успешностью в науке или бизнесе (хотя некоторая связь, конечно, есть. Но не такая прямая, как это обычно представляется. Люди со средним IQ могут получить хорошее образование и добиться больших успехов в науке. А люди с высоким IQ вполне могут иметь мастерство в других практиках интеллект-стека похуже, и не достичь особых результатов. Интеллект не определяется качеством именно понятизации. Интеллект определяется совокупным мастерством мышления по дисциплинам всех его практик в целом.Психопрактики для понятизации: внимание к кинестетике

Помощь в понятизации может прийти и со стороны психопрактик фокусирования/focusing (вытаскивание инсайтов из телесных/кинестетических ощущений)[4] и вытекающие из них практики схематизации этих инсайтов thinking at the edge (TAE)[5].

TAE как практика начинает с внимания к ощущениям тела, затем эти ощущения стабилизируются, затем они выводятся на уровень понятий, затем этим понятиям даются имена. TAE заходит довольно далеко в осознании движения по спектру формальности мышления. Ибо кроме схематизации/формализации на поздних этапах там включается и логика тоже. Focusing и TAE продолжают линию метафора-ориентированной психотерапии, выводя терапию с пациентами за пределы терапии, превращая её в инженерию с клиентами, обучение с учениками. Авторы TAE пишут, что все «шаги» их процедур нужны только для того, чтобы научить. А потом «немые обретают язык, и выражают свою интуицию быстро и понятно». Это ровно то, что нам нужно на этапе осознания: из синестезии по линии либо визуальной (образы, всякие техники «ответа на экране»), либо кинестетической (как в психопрактике фокусирования, предтече TAE) получить какие-то тексты, характеризующие содержание пространства смыслов — для той его области, в которой, часто и слов-то нет для обозначения новых, пока безымянных концептов. В TAE оговаривается, что даже при отсутствии слов для концептов можно использовать всю полноту естественного языка для выражения этих новых концептов, так что это тоже не препятствие.

Аналогичные TAE практики легко представить и в других модальностях (визуальной, аудиальной), не только кинестетической, как в оригинальном методе. В принципе, такое можно делать и в синестезии, это ведь тоже тренируется. Безмодальное/внемодальное пространство смыслов отражается в сознании синестезийно, и потом только осознаётся разными модальностями — ощущениями в теле, мелькающими перед внутренним взором картинками, слышимыми внутренним слухом звуками и т.д. Вот и использовать всё это богатство внутреннего представления мира. Модели мира внутри себя сознанием ощущаются ведь ровно так же, как мир снаружи: видео, аудио, ощущения и т.д. — только это «внутри головы». И даже пространство «внутри головы» такое же, четырёхмерное (3D и время).

Источник: книга А. Левенчука «Образование для образованных 2021».